Пройдёт несколько минут, и дворники зацарапают тротуары мётлами, и въедет с лязганьем во двор мусоровоз, простучат шаги торопливого прохожего и прошуршат шины позднего или, наоборот, раннего автомобиля, чей хозяин перепутал день с ночью, а потом залают собаки, которых вывели на утреннюю прогулку, и начнётся обычное московское утро.

Но оно ещё не началось, и прекрасный, заботливый, ласковый юноша, невидимый в полумраке нежно обнимает мои плечи, прикрывает глаза ладонью и целует в висок. Делает он всё это, совершенно не смущаясь присутствием рядом мужа. Впрочем, муж спит так, что даже будильник разбудит его не с первого звонка. Я расслабляюсь и засыпаю тоже – утренний сон – самый сладкий.

Я не слышу, как звонит будильник, как муж прогоняет из кровати нежного юношу (что так же просто, как и прогнать с насиженного места кошку – всё равно вернётся и ещё и навредит). Муж собирается на работу, отмахиваясь от тёплых, ласковых рук необидчивого юноши, торопливо целует меня и хлопает дверью.

И тут же ехидно звонит мой будильник. Его омерзительные трели вторгаются в мой сон и разрушают крепкие объятия юноши. Молодой человек недоволен, он путает мне волосы, целует руки и глаза, и всячески намекает на то, что будильник скоро замолчит, а через десять минут позвонит снова, и что эти самые десять минут я могу потратить с пользой – в его крепких и нежных объятиях. Я соглашаюсь.

Десять минут пролетают незаметно и звонок снова вторгается в мой сон. Пошатываясь, я добираюсь до стола и переставляю будильник на полчаса попозже, в полусне соображая: "завтракать не буду, ногти покрашу на работе". Сладкие объятия манят меня.


Солнце уже ярко светит в окно и его луч между тёмными гардинами  похож на широкий, раскалённый меч. И засмотревшись на этот луч, юноша неспешно отбывает по своим праведным и грешным делам, а я потягиваюсь, радуясь тому, что так хорошо провела эти полчаса. Взгляд мой падает на будильник, и я подпрыгиваю, как от щекотки: уже двадцать минут, как я должна быть на работе.

Я с невероятной скоростью чищу зубы, ввинчиваюсь в одежду, одновременно с этим звоню начальству, жалуюсь на ужасные пробки, и говорю, что сейчас брошу машину и поеду на метро. И даже почти не вру: ехать мне действительно приходится на метро.

© 2010 Thinkstock 

Вот вчера, например, он обнял меня прямо в метро. И если бы я сидела, нет, я стояла и держалась за поручень, но это не смутило безобразника, и потом мне пришлось извиняться перед бабулькой, на которую я чуть не упала. А две недели назад он приставал к Юле во время важного совещания, и если бы не её ревнивый коллега, получила бы подружка выговор. Но совершенно нет ему оправдания, когда он начинает ласкать водителей за рулём. И венки вдоль дороги не смущают его бесстыжего взора...

Вечером я возвращаюсь домой и решаю лечь спать пораньше. Муж забирает компьютер на кухню, чтобы мне не мешать. Я устраиваюсь в постели поудобнее и… И ничего не происходит. Милого и безответственного юношу где-то задержали дела. Я вглядываюсь в темноту, я принимаю соблазнительные позы и беззвучно зову: "О, приди, приди ко мне! Приди ко мне сейчас, дай насытиться твоими объятиями и не дай мне завтра снова опоздать на работу!"

– Что, его все нет? – сочувственно спрашивает муж. – Может, выпьешь чего-нибудь успокоительного?

Но я укладываю мужа в постель и велю ему заменять собой прекрасного и неуловимого. Муж обнимает меня и бубнит под нос: "Баю-баюшки-баю!" Получается у него так себе. "Баю-баю" – становиться все тише и неразборчивей. И вот, муж начинает умиротворенно сопеть.

Я в возмущении поднимаю голову и вижу неясные очертания юноши за его спиной. "А как же я?" – хочу крикнуть я, но он уже рядом со мной и хорошо знакомым движением обнимает за плечи и закрывает ладонью глаза.