Ошибка
Немецкий любовник. С арийской педантичностью Печать
30.04.2010 12:09
270 350
© 2010 Thinkstock 
В детстве были у меня к немцам какие-то предубеждения. Во-первых, фильмов про фашистов насмотрелась. Во-вторых, моя бабушка, жившая пару лет после войны в Германии, рассказывала мне, какие они правильные, скучные и педантичные. И если для бабушки это качество являлось положительным, то мне казалось сомнительным. 

В-третьих, немецкий язык казался мне каким-то неприятным и лающим – опять же, следствие внимательного просмотра фильмов про фашистов, где они, как и полагается, разговаривали исключительно короткими отрывистыми командами…

Детские ассоциации застряли где-то глубоко в душе, жизнь шла, моя кузина успела в старших классах съездить по гостевому обмену в Германию, и поведать мне: да – правильные, да – скучноватые, да – жадноватые…

– Ты там ни в кого не влюбилась? – спросила я
– Да что ты? – кузина недоуменно пожала плечами…

Годы шли, немцев в моём окружении как-то особо не было, но одна моя однокурсница, приехавшая навестить Родину из Штатов, где она училась в аспирантуре, привезла погостить своего сокурсника – немецкого студента. – Можешь поводить его по Москве? – позвонила она как-то мне. – А то мне сильно некогда, и вообще, в Одессу уезжаю. Конечно, я могла…

Не знаю, когда я впервые очаровалась им. Может быть, когда по телефону своей опознавательной приметой он назвал столь редкие в Москве черные ботинки? Или когда я увидела его – очень высокого и худого, этакого истинного арийца и подумала, что "в этом типе внешности тоже что-то есть"?

Или когда услышала его речь с мягким немецким акцентом, кстати, неожиданно приятным? Или когда он, выйдя на улицу, спросил "можно я приглашу тебя на пиво?", что подразумевало покупку бутылки в близлежащем ларьке.

240 380
© 2010 Thinkstock 
Так или иначе, с тех пор почти каждый вечер мы гуляли вместе по Москве. Патриаршие, Тверская, Арбат – классический набор для ознакомительных прогулок…

Его русский язык был мил, смешон и очарователен, его вежливость была совершенно безупречной, воспитание – идеальным, а улыбка завораживала, и немецкий больше не казался мне лающим. А он заплетал мне косички и называл меня интересным словом "красавчица".

Наступило время традиционного первого поцелуя. "Мы на лодочках катались, не гребли, а целовались", – это был наш путь. После двадцатиминутного поцелуя на лодочке посреди царицынского пруда он вежливо спросил: "Тебе не мешает, что я тебя целую"? – Ну, конечно, нет! – ответила я. – Правда у нас не принято об этом спрашивать.

А когда после поездки в Сергиев Посад он впервые приехал на ночёвку ко мне домой, и нам впервые предстояло слиться в экстазе, он вдруг предупредил: "Ты можешь отказаться в любой момент, ты должна самостоятельно сделать свой выбор". "Какие все-таки регламентированные они ребята, эти немцы, даже в сексе", – подумала я.

Но мысли ушли, подавленные страстным напором арийского аристократа. Как выяснилось позже, появление его матери на свет ознаменовалось получением поздравления от фюрера в адрес именитой фрау, произведшей на свет седьмого ребёнка. "Со стороны мамы у меня все фоны", – улыбался он. И это "фонство" тоже как-то приятно волновало…
После еды в моём доме он всегда мыл посуду.
– Понимаешь, ты же приготовила, значит, я должен помыть, – говорил он.
– Да ладно, я всего лишь разогревала.
– Всё равно!
"Какой же всё-таки чёткий", – продолжала думать я.

Наше счастье было почти безоблачным. Разве что его некоторая прижимистость, которую я предпочитала называть немецким рационализмом и экономностью. Отправляясь за пределы своей съёмной квартиры, он брал с собой фиксированную сумму денег. Естественно, в середине нашей встречи этих денег уже начинало не хватать, и финансовое обеспечение развлечений автоматически переходило на меня… "Ну ладно, таковы национальные особенности", – вздыхала я про себя. И не денег жалко, а непривычно…

А потом у нас случилась не слишком приятная вещь, настигающая порой пылких любовников, –презерватив не выдержал напряжения и элементарно порвалось. На моего немецкого друга было больно смотреть: – О, ньет!!! Он сломался!!! Я не могу, я должен учиться, дети не входят в мои планы, у меня другие намерения! – кричал он отчаянно. Впрочем, всё обошлось…

Но наше счастье всё равно было почти безоблачным. А потом он уехал и изредка писал вежливые письма… Он был воспитанный немец…

Через полгода я получила от него письмо, где он сообщал о своём приезде в Москву. И опять были прогулки по Москве, бурный секс, и его порою странные комплименты: "А знаешь, у тебя арийский череп. И вообще, ты была бы настоящая немка, если бы не твои славянские щёки…" И было нам счастье…

630 260
© 2010 Thinkstock 

В этот раз я перешла на оральные контрацептивы, которым он в силу каких-то внутренних причин не слишком-то доверял, и после достижения нами сладостного финала, начинал вдруг снова отчаянно бормотать: "Ой, нет, я боюсь, я не хочу ребёнка, это не входит в мои планы". Тогда его хотелось убить…

Убить его хотелось и тогда, когда на мою просьбу поднять с пола мой упавший зонтик или по-джентельменски помочь мне надеть ветровку, он говорил: "Но почему я должен это делать? Ведь мы равны!"… "Разный менталитет, разные представления", – продолжала думать я, когда навестив меня в больнице, он принёс мне букет из четырёх роз. Другая культура!

В ту ночь, за несколько дней до его отъезда, мы лежали в постели. – Я влюблён в тебя, - сказал он. Сердце радостно и волнительно забилось в груди. – Я могу сказать, что я влюблён, но я не могу сказать, что я люблю тебя, – добавил он вдруг…

– Но… Но почему?
– Когда человек, говорит "я люблю", это автоматически значит: "я готов жениться. А я... я пока не готов… Понимаешь? Я должен учиться, ещё долго... "Боже мой! Как же у него всё чётко, истинный немецкий менталитет, – думала я, нервно куря в форточку на кухне и глядя на пылающий в небе факел Капотни. – Правильный немец, чёткий, правильный, чёрт бы его побрал".

630 260
© 2010 Thinkstock 

Через несколько дней я рыдала в Шереметьево, а ещё через полгода он изрёк по телефону:
– Я не приеду в этом году. Мне дали работу, которую я не могу оставить
– Какую?
– Помощником библиотекаря в университете.
– О, да, это действительно важный карьерный этап, – я ещё иронизировала.
– Но она будет давать мне деньги. И помогать делать университетскую карьеру…
– А как же я буду?
– Понимаешь, я же не смогу тут долго один быть. Я должен всё-таки с кем-нибудь жить.
– Жениться, в смысле?
– Нет, нет, что ты… Ну… (он долго подбирал русский глагол) "трахаться"… И если я… Это нечестно по отношению к тебе…
– Но как же я?
– А тебе надо выйти замуж…
Он был правильным и рассудительным немцем!

Через полгода я уже отплясывала на собственной свадьбе, последовав дельному немецкому совету. Но немецкий язык всё равно до сих пор люблю… Du, du hast, du hast mich…

Иллюстрации с сайта: © 2010 Thinkstock.