Побасёнки. Котёнок, Фрейд и гуманизм - Портал

Записки, кои я смею предложить вниманию почтенной публики, можно сказать, достались мне по наследству. Правда, я не знаю от кого. В студенческие годы я жила в общежитии и, переехав на третьем курсе в новую комнату, обнаружила в новом жилище кучу всяческого хлама (и не совсем хлама), брошенного нашими с моей новой соседкой предшественниками: от вполне приличных сковородок, кухонных ножей и тараканов до разнообразных учебников, книжек и конспектов лекций.

Через полгода жизни в этой комнате аккурат перед зимней сессией я даже нашла под кроватью дискету с текстом курсовой по моей специальности… А вот разбирая бумажки непосредственно после заселения, оценила пару молескинов, исписанных мелким, но старательным почерком, сразу видно – женским. Это были необыкновенно тщательно записанные и красиво оформленные лекции по литературе – отечественной и зарубежной. Как раз по курсам, который мы изучали на журфаке в предстоящем мне тогда зимнем семестре!

Мало того. Перечитывая конспекты, я обнаружила, что вперемежку с лекциями в блокноты заносились автобиографические записи анекдотического характера. Речь шла о неком молодом человеке по имени Венечка Зелечонок и некой Масяне. Авторша дружит с Масяней и любит литературу, а Веня – авторшу. Вместе они представляют собой эдакое эстетствующее трио. Трио забавное. Но об этом я предоставляю право судить вам по небольшой выборке из тех побасёнок.

Нет, он не Байрон, он другой…

– Масянь, а тебе нравится Лермонтов?
Долгая напряжённая пауза. На лице Масяни отражается интенсивная интеллектуальная работа по упорядочению и вербализации внутренних опытов. И наконец:
– Да-а-а! – произносит она взволнованно и с замедлением. – Но я представляю, какой… СВОЛОЧЬЮ был этот человек!
Масяня – литературовед. Знает, о чём говорит. Не в обиду великому русскому классику.

Реализм свободной любви

Венечка после прочтения "Отца Горио":
– Ты представляешь, что творилось в этом "высшем свете"! Я вообще поражаюсь, как это Бальзаку не набили морду после его критического изображения объективной реальности!

У умных людей мысли сходятся

– Ты дочитал "Прощай, оружие!"?
– Нет, эта книга оскорбляет моё моральное чувство! Какой-то крендель шатается по борделям, пьянствует и всё это за чужой счёт – на деньги, которые высылают ему неизвестно какие родственники.
Факт, что Венечка не знаком с творчеством Фолкнера и не знает ни о его романе "Три пальмы", ни о том, что послужило поводом для написания этой пародии… А именно: всё то, что так возмутило Венечку. Ну, если, по крайней мере, у двух человек (Венечки Зелечонка и Уильяма Фолкнера) мысли сходятся, значит, эти мысли имеют под собой почву…

Истина – в вине

Традиционная для нашей пары полемика: покупать Венечке или нет ещё одну бутылку пива, завершается следующей сентенцией:
– Если ты утверждаешь, что Хемингуэй придал лейтенанту Генри ("Прощай, оружие!") автобиографические черты, то представь себе, сколько он пил. Ящиками пил! Коньяк! И ничего – не спился, а стал великим писателем.

"В здоровом теле – здоровый дух, на самом деле – одно из двух"

– Слушай, зачем ты назвала кота Чарли? Ты что хочешь, чтоб он отличался такой же половой распущенностью и тягой к наркотикам, как твой шизанутый Бодлер?
– Нет, мне кажется, что котёнок в душе поэт, потому что он всё время устремляет свой взор к небу.
Первый котёнок, которого мы взяли домой, действительно, мог уставиться в потолок и сидеть так минут по десять. Через два месяца он умер. Ещё через два месяца Венечка притащил мне ещё одного котёнка.

– Но на этот раз ты не посмеешь сломать животному судьбу! Дистрофиков поэтов нам хватит. Назовём его в честь какого-нибудь великого спортсмена!!!
К вечеру ледовое побоище завершилось консенсусом. Кота назвали Иммануилом (для близких – просто Моня) в честь Канта, потому что несмотря на своё выдающееся духовное развитие, философ умудрился протянуть до семидесяти.

"И тебя вылечат, и меня вылечат…"

…Вчера на экзамене одна студентка сказала мне, что читала статью Сартра "Эксгибиционизм – это гуманизм". Что бы подумал об этом Фрейд…